Перевод с одного языка на другой — это создание тек­ста на другом языке, равнозначного в смысловом и сти­листическом отношении оригинальному тексту.
   Равнозначность перевода предполагает, что человек, слышащий или читающий перевод, должен: 1) получить всю ту информацию, сообщаемую в тексте, которую полу­чает лицо, слушающее или читающее оригинал; 2) полу­чить то же впечатление о настроении говорящего или пишущего, которое получает слушающий или читающий оригинальный текст, о его отношении к высказываемому и об эмоциях, которые он желает вызвать; 3) получить то впечатление о личности говорящего или пишущего (напри­мер, о его профессии, особенностях интеллекта и т.п.), которое получает человек, слушающий или читающий ори­гинальный текст.
   Первое требование называется требованием смысловой (семантической) точности, второе и третье требование вместе составляют требова­ние   точности   стилистической.
   Как мы можем, исходя из такого понимания смысловой точности, проверить, нет ли в переводе смысловых оши­бок. Идентичность информации здесь можно проверить посредством постановки вопросов. Существование смысло­вой ошибки в переводе доказывается только тогда, когда мы можем поставить такой вопрос, касающийся содержа­ния текста, на который человек, прослушавший (прочитав­ший) оригинальный текст, и человек, прослушавший (про­читавший) перевод, дадут разные ответы (в частности, и тогда, когда читатель перевода не сможет ответить на вопрос по содержанию текста, на который отвечает человек, читавший оригинальный текст). Разумеется, при этом пред­полагается, что читатель обоих текстов обладает теми же предварительными сведениями (например, если один и тот же человек прочтет сначала перевод, а потом оригинал). Приведем несколько элементарных примеров.
   При переводе с русского языка на испанский фраза «Среди членов Конгресса — 250 американцев» переведена так: "Entre los miembros del Congreso figuran 250 ameri­canos". Ошибку перевода можно выяснить, задав, напри­мер, такой вопрос человеку, слушавшему русский ориги­нал, и человеку, слышавшему испанский перевод: «Сколь­ко граждан США было на конгрессе?» Тот, кто слышал русский текст, ответит: «250». Тот же, кто прочтет испан­ский текст, не сможет ответить на такой вопрос, ибо такой испанский текст означает: «Среди делегатов Конгресса — 250 представителей стран Западного полушария». Испан­ский перевод, оказывается, сообщает не ту информацию, какую содержал  русский оригинал.
    Другой пример: название французского фильма « Le grand chef » переведено на русский язык как «Великий вождь». Ошибка перевода выясняется, если мы зададим французу, прочитавшему название фильма по-французски, и русскому, прочитавшему перевод названия по-русски, один и тот же вопрос: «Произведение какого автора, по вашему мнению, экранизировано в этом фильме?» Фран­цуз ответит: «По всей видимости, рассказ О' Генри». Дей­ствительно, рассказ О' Генри «Вождь краснокожих» на­зывается по-французски « Le grand chef ». Русский, про­читав название «Великий вождь», не сможет, конечно, догадаться, какое произведение экранизировано.
   Переводя научную статью с испанского языка на рус­ский, название статьи "El observatorio del volcán Paracutin" перевели так: «Вулканологическая станция на вулкане Паракутин». Смысловая ошибка обнаруживается, если за­дадим вопрос: «Находилась ли станция непосредственно на горе или около нее?» Человек, прочитавший русское наз­вание (в отличие от испанского читателя), скажет: «Стан­ция находилась на горе» и при этом исказит истину (ко­торую можно выяснить из текста статьи). Название статьи следовало бы перевест так: «Вулканологическая станция у вулкана Паракутин». Название статьи "Su pueblo natal" переведено как «Местечко, где он родился». Зададим чи­тателю русского текста и читателю испанского текста воп­рос: «Как вы думаете, в какой стране родился герой?» Прочитав заглавие в русском переводе, читатель ответит:
   «Видимо, где-то в Польше, на Украине, в Белоруссии или в Прибалтике». Действительно, слово местечко по-русски применяется к маленьким городам именно этих районов Восточной Европы. Перевод с помощью слова местечко был бы уместен, если бы герой родился действительно в этих местах. В противном случае уместно слово «селение» или какое-нибудь другое, соответствующее русскому сло­воупотреблению в отношении соответствующих стран.
   Из ответов на этот вопрос становится ясно, что чита­тель перевода получил не те сведения, которые получает читатель оригинала. Следовательно, перед нами смысло­вая ошибка.
   Разумеется, здесь речь идет не столько о практическом методе проверки точности перевода, сколько об осмыслении понятия «смысловая точность». Переводчик должен уметь сопоставлять два текста (оригинал и перевод, или два ва­рианта перевода) по смыслу — т.е. не по смыслу отдель­ных слов, а по смыслу сообщения, содержащегося в тексте.
   Требования смысловой точности ничего общего не имеют с требованием буквального перевода. Буквальный (дословный) перевод очень часто бывает весьма далек от смысловой точности. Это можно видеть хотя бы из приведенных выше примеров со словом «американский» и с переводом назва­ния фильма «Вождь краснокожих». Переводчик имеет пра­во отходить от буквального перевода слов во имя достиже­ния общей точности смысла и стиля.
    На практике это значит, что переводчик, уяснив себе смысл текста, должен передать его на русском языке теми средствами, которые наиболее адекватно передают этот смысл.
   Несколько иные требования предъявляются к переводу юридических и дипломатических текстов. Здесь, при про­чих равных условиях, мы должны выбирать из всех пра­вильных (в смысловом и стилистическом отношении) пере­водов тот, который наиболее буквален. Но, учитывая же­лательность такого пословного соответствия, мы все же ни­когда не должны жертвовать ради этого смысловой или стилистической точностью. Точный, но не буквальный пе­ревод всегда, безусловно, лучше буквального, но не точного.
   Требование стилистической точности ставит перед пере­водчиком серьезные и не просто решаемые задачи. Для переводчиков устных ораторских выступлений с испанско­го языка на русский основная трудность связана с различиями стилистических систем этих двух  языков. В русском языке ораторские выступления сти­листически довольно близки к деловому или научному стилю. Таковы нормы ораторского стиля в русском языке. Всякое отклонение от этой нормы (например, непомерно широкое употребление возвышенных и патетических слов) будет восприниматься как намеренное отклонение от нор­мы или даже как неумение владеть стилем (последнее обычно вызывает комический эффект). В испанской стили­стической системе ораторская речь далека от сухой дело­вой и во многом близка к поэтической речи. Нормой для испанской ораторской речи оказывается обилие возвышен­ных, патетических слов, изысканных синонимов, необыч­ных сравнений, образов и пр. Поскольку это норма, она и воспринимается как обычное следование канонам ора­торской речи. При буквальной передаче стилистических особенностей испанского ораторского стиля на русский язык получается часто не тот эффект, который вызывает испанский текст у носителя испанского языка: получается отклонение от нашей стилистической нормы, непомерная — в отношении наших норм — напыщенность, которая вос­принимается как нечто странное или подчас комическое.
   Приведем пример. При возобновлении занятий в не­большой военной школе в Мексике начальник училища произносит речь, начинающуюся словами: La órbita he­licoidal que nos impone la ley de nuestra existencia vuelve a reunirnos hoy en este recinto. Если мы вздумаем перево­дить это стилистически буквально, то получим: «Винто­образная орбита, навязываемая нам законом нашего су­ществования, вновь соединяет нас сегодня в этом помеще­нии». Разумеется, такой перевод может вызвать лишь улыб­ку, да и вряд ли он будет понятен. В таких случаях следу­ет приближать стиль перевода к тому стилю, который при­нят для ораторских выступлений в стилистической системе русского языка. Это значит, что нужно в некоторой степе­ни снижать стилистическую напыщенность.
С другой стороны, мы не можем идти по этому пути слишком далеко. Не всегда можно полностью и до конца уподоблять испанский ораторский стиль привычному русскому. Если мы это сделаем, мы подвергнемся другой опасности: текст, во всех отношениях подобный русскому ораторскому выступлению, будет полностью лишен национального колорита стран испанского языка и, что особенно опасно, может приобрести национальный колорит языка перевода. Тем самым мы нарушим третье требование к переводу: человек, слушающий (читающий) перевод, должен получить то же представление о личности говоря­щего (пишущего), что и человек, слышавший (или читав­ший) оригинал.
   Получается, что переводчик, сталкивающийся с оратор­ским текстом, особенно насыщенным возвышенными сло­вами, изысканными синонимами и пр., должен снижать возвышенность стиля, но лишь до некоторой степени. Переводчик должен стремиться сохранить некоторое впе­чатление возвышенности стиля, которое будет создавать испанский или латиноамериканский национальный коло­рит. Приведенная выше фраза из речи начальника учили­ща может быть переведена, если мы отойдем от букваль­ного смысла слов и передадим общий смысл фразы более подходящими средствами русского языка, например, так: «Сейчас, как и в прошлые годы, мы вновь встречаемся с вами в этом зале после каникул; встречи, расставания и новые встречи — таков круговорот жизни нашего учи­лища». В таком переводе сохраняется некоторый оттенок «красивости» оригинала, ассоциируемый в нашем сознании со спецификой романских стран, но, с другой стороны, устранена излишняя образность оригинала и возвышенность его словаря, производящая, с точки зрения наших норм, комическое впечатление.
   Особенно большой перестройки требует ораторский текст в тех случаях, когда ораторское выступление каса­ется не очень важного повода (открытие выставки детского рисунка, выступление в прениях на научной конференции и т.п.) — то есть тогда, когда напыщенность стиля в рус­ском переводе особенно нетерпима. Если же мы переводим речь на важную политическую тему, выступление в между­народной организации и т.п., то в этом случае возвышен­ность стиля в русском переводе может восприниматься как нечто не выходящее за рамки допустимого (ибо соответ­ствует важности содержания), и в таких случаях можно зачастую обойтись и без стилистической перестройки.